Патенты на программы — помехи в развитии программ

Ричард Столмен

---

Вы, возможно, знакомы с моей работой над свободными программами. В этом выступлении речь пойдет не об этом. Речь пойдет о практике злоупотребления законами, которая делает разработку программ небезопасным занятием. О том, что происходит, когда патентное право начинают применять в сфере программирования.

Речь идет не о патентовании программ. Описывать это таким образом в высшей степени неправильно, это вводит в заблуждение, потому что это не вопрос патентования отдельных программ. Если бы это было так, это было бы несущественно, вреда от этого по существу не было бы. Но дело в том, что патентуются идеи. Каждый патент распространяется на какую-то идею. Патенты на программы — это патенты, которые распространяются на идеи в программах, идеи, которые вы применяли бы при разработке программ. Вот почему они представляют серьезную угрозу для развития программ в целом.

Различия между авторскими правами и патентами

Возможно, вы слышали, как люди употребляют запутывающее выражение “интеллектуальная собственность”. Это выражение, как вы видите, необъективно, потому что в нем делается предположение: независимо от того, о чем вы говорите, к этому нужно относиться как к разновидности собственности, а это только одна из многих альтернатив. Это выражение, “интеллектуальная собственность”, дает предвзятый ответ на самый главный вопрос в любой сфере, к которой вы обращаетесь. Это не наводит на ясное и всестороннее мышление.

Но есть еще одна проблема, не имеющая никакого отношения к поддержке любого конкретного мнения. Это выражение даже мешает понимать факты. Выражение “интеллектуальное собственность” — размашистое обобщение. Оно сваливает в кучу такие разные и совершенно раздельные области права, как авторское право и патенты, которые полностью отличаются от авторского права (все подробности другие), и товарные знаки, которые отличаются еще сильнее, и разные другие предметы, которые встречаются более или менее часто. Ни у одного из них нет ничего общего ни с чем другим. Их исторические истоки никак друг с другом не связаны. Эти законы составлялись независимо друг от друга. Они описывают различные сферы жизни и деятельности, и вопросы общественной политики, которые они поднимают, совершенно друг с другом не связаны. Так что, если вы попытаетесь размышлять о них, сваливая их вместе, вы гарантированно будете приходить к дурацким выводам. Какими бы они ни были, нет буквально никакого здравого или разумного суждения, которое можно было бы сделать об “интеллектуальной собственности”. Так что если хотите мыслить ясно, не сваливайте их в кучу. Думайте об авторском праве, а затем — о патентах. Изучайте авторское право и отдельно от него изучайте патенты.

Чтобы дать вам понятие о некоторых из самых больших различий между авторским правом и патентами:

• Авторское право распространяется на особенности выражения работы. Было бы юридической ошибкой считать, что авторское право распространяется на какую-либо идею. А патенты распространяются только на идеи и на их применение.

• Авторские права возникают автоматически. Патенты выдаются патентным бюро в ответ на заявку. На это уходит много денег. А оплата услуг юристов, которые составляют заявку, обходится даже дороже, чем собственно подача заявки. Обычно проходят годы, пока заявка ждет рассмотрения, хотя патентные бюро обычно рассматривают их крайне небрежно.

• Авторские права действуют ужасно долго. В наши дни в некоторых случаях они могут действовать 150 лет, в то время как патенты действуют 20 лет, что достаточно мало, чтобы вы могли дожить до конца срока их действия, но все равно это очень долго в масштабах такой отрасли, как программирование.

  Вернемся мысленно на 20 лет назад; персональный компьютер был новшеством. Представьте себе, что при разработке программ вы можете пользоваться только идеями, известными на 1982 год.

• Авторское право распространяется на копирование. Если вы напишете роман, который оказывается дословным повторением Унесенных ветром но сможете доказать, что Унесенных ветром вы никогда не видели, а написали его самостоятельно, это защитило бы вас от обвинения в нарушении авторских прав.

  А патент — это абсолютная монополия на применение идеи. Даже если бы вы могли доказать, что пришли к этой идее самостоятельно, это не имело бы совершенно никакого значения, если бы идею запатентовал кто-то другой.

Я надеюсь, что вы в первом приближении забудете об авторских правах до конца этой беседы, потому что она касается патентов, а вам никогда не следует сваливать вместе авторские права и патенты. Вы понимали бы эти юридические вопросы, как если бы вы при изучении практической химии путали воду с этиловым спиртом.

Патентная система

Когда люди описывают патентную систему, ее обычно описывают с точки зрения тех, кто надеется получить патент — что было бы, если бы вы получили патент; что было бы, если бы вы ходили по улице с патентом в кармане и то и дело вытаскивали его, указывали им на кого-то и говорили: “Давай мне деньги!”. Этот перекос не случаен: большинство из тех, кто рассказывает вам о патентной системе, материально в ней заинтересованы, так что они хотят, чтобы вам это понравилось.

Есть и другая причина: патентная система очень похожа на лотерею, потому что только крошечная доля патентов в действительности приносят хоть какую-то пользу тем, кому выдан патент. На самом деле Экономист однажды сравнил их с лотереей, отнимающей много времени. Если вы вспомните рекламу лотерей, то она всегда наводит вас на мысли о выигрыше. Она не наводит вас на мысли о проигрыше, хотя проигрыш гораздо более вероятен. То же самое и с рекламой патентной системы. Она всегда наводит вас на мысли о том, что выигрываете вы.

Чтобы сбалансировать этот перекос, я собираюсь описать патентную систему с точки зрения ее жертв, то есть с точки зрения того, кто хочет разрабатывать программы, но вынужден состязаться с системой патентов на программы, что может привести к судебным искам.

Итак, что вы должны сделать, как только у вас сложилось представление о том, какого рода программу вы собираетесь писать? Чтобы работать в условиях патентной системы, вы прежде всего могли бы поискать, какие патенты могут распространяться на программу, которую вы хотите написать. Это невозможно. Дело в том, что какие-то заявки на патенты, которые находятся на рассмотрении, секретны. Через определенное время, например через полтора года, их могут опубликовать. Но за это время вы запросто можете написать программу и даже выпустить ее, не зная, что будет выдан патент, а на вас подадут в суд. Это не просто теоретическая возможность. В 1984 году была написана программа Compress (это была программа для сжатия данных). В то время алгоритм LZW, который в ней применялся, запатентован не был. Затем, в 1985 году, в США на этот алгоритм был выдан патент, и в течение нескольких следующих лет те, кто распространял программу Compress, начали получать угрозы. Автор программы Compress никак не мог предположить, что на него могут подать в суд. Он всего только применил идею, которую нашел в журнале, как это всегда делали программисты. Ему и в голову не приходило, что применять идеи из журналов больше не безопасно.

Но забудем об этой проблеме... Выданные патенты публикуются патентным бюро, так что вы можете взять весь их длинный список и прочесть, что именно в них сказано. Конечно, весь список вы на самом деле прочесть не можете, потому что их слишком много. В США сотни тысяч патентов на программы, и нет никакой возможности отслеживать, о чем в каждом из них говорится. Так что вам пришлось бы попробовать искать среди них имеющие отношение к делу. Кто-то говорит, что это должно быть просто в наше компьютеризованное время. Можно было бы искать по ключевым словам и так далее. Да, в некоторой степени это работает. Некоторые патенты в вашей области вы найдете. Однако вы не обязательно найдете их все.

Например, есть патент на программы, который уже, возможно, истек, на естественный порядок перевычисления в табличных процессорах. По существу это значит, что когда вы ставите определенные клетки в зависимость от других клеток, он всегда перевычисляет величины после того, от чего они зависят, так что все обновляется после одного перевычисления. Первый табличный процессор проводил свои перевычисления сверху вниз, так что если вы ставили клетку в зависимость от клетки, расположенной ниже нее, и так несколько раз, то вам нужно было перевычислять несколько раз, чтобы новые значения дошли до верха. Предполагалось, что величины у вас будут зависеть от клеток, расположенных выше, понимаете? Потом кто-то сообразил: “Почему бы не проводить перевычисления? Все перевычисляется после того, от чего оно зависит. Делаем это в нужном порядке, и все будет актуально”. Этот алгоритм известен как топологическая сортировка. Первое упоминание о ней, которое я смог найти, относилось к 1963 году. Патент распространялся на несколько десятков различных способов, которыми вы могли реализовать топологическую сортировку, но вы не нашли бы этот патент, если бы искали слова “табличный процессор”. Вы не нашли бы его, если бы искали слова “естественный порядок” или “топологическая сортировка”, потому что ни одного из этих выражений в нем не было. На самом деле он был сформулирован как “метод компиляции формул в объектный код”. Когда я впервые увидел его, я подумал, что взял не тот патент.

Но допустим, у вас есть список патентов. Значит, вы хотите понять, что вам не позволено делать. Вы пробуете штудировать эти патенты; ну, вы обнаруживаете, что их очень трудно понимать, поскольку они написаны головоломным юридическим языком, который очень трудно понимать. В действительности то, что говорят в патентных бюро, часто означает не то, чем это кажется.

В восьмидесятых годах правительство Австралии провело исследование патентной системы. Исследователи пришли к выводу, что, за исключением внешнеполитического давления, нет никакого довода в пользу существования патентной системы — пользы для общества от нее не было никакой — и они рекомендовали бы отменить ее, если бы не внешнеполитическое давление. Один из фактов, на который они указывали, состоял в том, что инженеры даже не пытаются читать патенты, чтобы что-нибудь узнать, поскольку понимать их слишком трудно. По выражению одного инженера, “в этих дебрях я не узнаю своих собственных изобретений”. [смех]

Это не просто абстрактная теория. Где-то в 1990 году программист по имени Пол Хекел подал в суд на Apple, заявляя, что Hypercard нарушает пару его патентов. Когда он впервые увидел Hypercard, он не думал, что тут есть что-то общее с его патентом, с его “изобретениями”. Заметного сходства не было. Но его юрист сказал ему, что патенты можно трактовать как распространяющиеся на часть Hypercard, так что тогда он решил напасть на Apple. Я выступал с речью на эту тему в Стенфорде, он был в аудитории, и он сказал: “Это неверно, я просто не представлял себе диапазона своей защиты!” [смех] Я ответил: “Ну да, об этом-то я и говорил!” [смех]

Так что на самом деле вам придется тратить много времени на разговоры с юристами, чтобы выяснить, что же эти патенты запрещают вам делать.И в конце концов они скажут вам что то вроде: “Если вы сделаете что-то из этого, вы непременно проиграете; если вы сделаете что-то из этого, есть существенная вероятность проигрыша, а если вы хотите быть в безопасности, обходите эту область стороной. Ну и, между прочим, есть заметный элемент случайности в исходе всякого судебного процесса”. [смешок в аудитории]

Как разработчик может делать с патентами

Так вот, когда у вас появился предсказуемый ландшафт для своего предприятия, [смешок в аудитории] что вы станете делать? Ну, есть три подхода, которые вы можете испробовать, и любой из них применим не во всех случаях.

Итак, это

1. уйти от патента,
2. получить лицензию и
3. опротестовать патент в суде.

Я опишу эти три подхода и то, что делает их подходящими или неподходящими.

1. Уйти от патента

Это значит, что вы не применяете идею, на которую выдан патент. Это может быть легко или трудно в зависимости от того, что это за идея. В некоторых случаях запатентована какая-то особенность. Тогда вы уходите от патента, не реализуя эту особенность, и дело за тем, насколько эта особенность важна. В некоторых случаях можно прожить и без нее.

Не так давно пользователи текстового процессора XyWrite получили по почте ухудшенную версию. В ней была удалена функция, позволявшая определять сокращения. То есть когда вы набирали сокращение, за которым следовал знак препинания, оно немедленно заменялось на развернутое выражение. Так что можно было определить сокращение для какой-то длинной фразы, печатать сокращение, и у вас в документе появлялась длинная фраза. Мне об этом написали, потому что было известно, что в редакторе Emacs есть подобная функция. На самом деле она была там с семидесятых годов. Это было интересно, потому что это показало мне, что у меня в жизни была по меньшей мере одна патентоспособная идея. [смех] Я узнал, что она патентоспособна, потому что кто-то другой впоследствии запатентовал ее! На самом деле они испробовали все три подхода. Сначала они попытались договориться с правообладателем патента; оказалось, что он не идет на честные переговоры. Тогда они посмотрели, нет ли возможности опротестовать патент. Наконец, они решили изъять функцию. Прожить можно и без нее. Если в текстовом процессоре недостает только этой функции, люди, может быть, все-таки будут им пользоваться. Но когда начинают выбивать различные функции, в конце концов вы остаетесь с программой, которая людям не нравится, и они, скорее всего, будут от нее отказываться.

Это довольно узкий патент на очень специфическую функцию.А что делать с патентом British Telecom на переход по гиперссылкам совместно с доступом по телефонной линии? Переход по гиперссылкам сегодня совершенно необходим для серьезного пользования компьютерами. И доступ по телефонной линии тоже важен. Как быть без этой особенности, которая, между прочим, даже не является одной особенностью, на самом деле это просто сочетание двух особенностей, просто совмещенных произвольным образом. Это как патент на диван и телевизор в одной комнате. [смех]

Иногда идея, на которую выдан патент, настолько широка и фундаментальна, что это очено трудно, она по существу вычеркивает целую отрасль. Например, идея шифрования с открытым ключом, которая была запатентована в США. Срок действия патента истек в 1997 году. До того времени он по большому счету не давал применять шифрование с открытым ключом в США. Некоторое количество программ, которое начали разрабатывать, смяли в лепешку, и они так и не стали по-настоящему доступными, потому что правообладатели патента выступили с угрозами. Потом вышла одна программа: программа PGP, которую первоначально выпустили как свободную. Очевидно, правообладатели патента к тому времени, как она появилась на горизонте, осознали, что с них, возможно, хватит скандальной известности. Так что они только ограничились наложением требований на коммерческое использование, а это означало, что они не загребут слишком много. Так что они сильно ограничили применение шифрования с открытым ключом более чем на десятилетие. Обойти этот патент было невозможно. Это нельзя было заменить ничем.

Иногда патентуют конкретный алгоритм. Например, есть патент на оптимизированный вариант быстрого преобразования Фурье. Он работает примерно вдвое быстрее. Его можно избегать, применяя в своей программе обычное быстрое преобразование Фурье. Эта часть программы будет выполняться вдвое медленнее. Может быть, это не так уж важно. Может быть, это доля от всего времени выполнения программы, достаточно небольшая, чтобы, если она будет вдвое больше, вы этого даже не заметили. А может быть, это значит, что ваша программа вообще не будет работать, потому что на вычисления ей нужно будет в два раза больше времени. Последствия могут быть разными.

В каких-то случаях можно найти алгоритм получше. Может быть, это поможет, а может быть, нет. Из-за того, что мы не могли воспользоваться программой Compress, мы в проекте GNU стали искать какой-нибудь другой алгоритм сжатия данных. Кто-то нам написал, что у него такой алгоритм есть. Он написал программу и решил передать ее нам. Мы собирались ее выпустить, и совершенно случайно мне попался на глаза выпуск “Нью-Йорк таймс”, в котором оказалась еженедельная колонка с патентами. Я заглядываю в выпуски “Таймс” не чаще раза в несколько месяцев. Так вот, я заглянул в него, и там было сказано, что кто-то получил патент за “изобретение нового метода сжатия данных”. Я сообразил, что имеет смысл взглянуть на этот патент. Я взял распечатку, и оказалось, что патент распространяется на программу, от выпуска которой нас отделяла всего одна неделя. Так что эта программа умерла еще до своего рождения. Впоследствии мы нашли другой алгоритм, который не был запатентован. Он стал программой Gzip, которая сейчас по существу является стандартом де-факто на сжатие данных. В качестве алгоритма для сжатия данных она работала превосходно. Те, кто хотели сжимать данные, могли воспользоваться Gzip вместо Compress. Но тот же самый запатентованный алгоритм LZW применялся также в таких графических форматах, как GIF. И вот задача, которую нужно было решать людям, состояла не просто в сжатии данных, а в том, чтобы получить изображение, которое люди могли бы воспроизводить своими программами, поэтому оказалось очень трудно перейти на другой алгоритм. На самом деле мы не смогли сделать этого за десять лет! Да, люди воспользовались алгоритмом Gzip, чтобы определить другой графический формат, как только людям стали угрожать судом за применение файлов GIF. Но когда мы стали просить людей: “Перестаньте пользоваться файлами GIF, переходите на этот формат”, они отвечали: “Мы не можем перейти. Браузеры еще не поддерживают новый формат”. А разработчики браузеров говорили: “С этим можно не спешить. В конце концов, этим форматом никто не пользуется”. [смех]

В результате инерция общества в пользовании этим конкрентым форматом [GIF] была так велика, что мы не смогли уговорить людей перейти на другой формат. По существу применение формата GIF сообществом по-прежнему вынуждает сайты пользоваться форматом GIF, а в результате они уязвимы по отношению к этим угрозам.

На самом деле все запущено еще сильнее, потому что на самом деле есть два патента, распространяющихся на алгоритм сжатия LZW. Патентное бюро даже не понимало, что выдает два патента на одно и то же. Они не смогли проследить за этим. Это не случайно. Эти патенты нужно довольно внимательно изучить, чтобы понять, что в действительности они описывают одно и то же.

Если бы это были патенты на какой-то химический процесс, это было бы гораздо легче. Потому что было бы ясно, какие вещества используются, что на входе, что на выходе, какие предпринимаются физические действия. Независимо от того, как это описывают, было бы ясно, что это такое, а значит, было бы понятно, что процессы сходны.

Но когда что-то представляет собой чистую математику, у вас могли бы быть разные способы описать это, и способы эти различаются гораздо сильнее. На первый взгляд в них нет сходства. Их нужно как следует понять, чтобы увидеть, что в них говорится об одном и том же. В патентном бюро — им это делать некогда. Несколько лет назад Патентное бюро США тратило на патент в среднем 17 часов. Этого недостаточно, чтобы вникнуть в патент. Так что они, конечно, совершают подобные ошибки. Помните, я говорил о программе, которая умерла до своего рождения? Так на этот алгоритм в США тоже было выдано два патента. Видимо, это не такая уж редкость.

Итак, уйти от патента может быть легко, а может быть невозможно; может быть, это будет легко, но сделает вашу программу бесполезной. Это зависит от ситуации.

Есть другой аспект, который мне следует отметить: иногда компания или консорциум может сделать формат или протокол стандартом де-факто. Тогда, если этот формат или протокол запатентован, для вас это сущее бедствие. Есть даже официальные стандарты, которые ограничены патентами. В сентябре было сильное политическое волнение, когда Консорциум Всемирной паутины предлагал принимать стандарты, на которые распространяются патенты. Сообщество было против, и они пошли на попятный. Они вернулись к требованию, чтобы патенты были свободно реализуемы кем угодно и чтобы каждый мог свободно реализовывать стандарты. Эта победа интересна. Я думаю, это был первый раз, когда орган стандартизации принял такое решение. Органы стандартизации обычно запросто закладывают в стандарт что-то, что на самом деле ограничено патентами, и людям не позволено взять и свободно реализовать это. Нам надо идти в другие органы стандартизации с призывом изменить их правила.

2. Получить лицензию

Вторая возможность — получить лицензию на патент вместо того, чтобы уходить от него. Это возможно не всегда. Правообладатель не обязан предлагать вам лицензию. От него это не требуется. Десять лет назад в Лигу свободы программирования пришло письмо с просьбой о помощи от кого-то, чья семья занималась производством игровых автоматов для казино, и в то время они пользовались компьютерами. В их адрес пришла угроза от другой компании: “У нас есть патенты. Вам не позволено делать это. Закрывайтесь”.

Я читал этот патент. Он был выдан на сеть из некоторого числа компьютеров для игр, такую, что каждый компьютер поддерживал более одной игры и позволял играть более чем в одну игру одновременно.

Оказывается, патентные бюро считают, что в мысли делать что-то более чем в одном экземпляре есть что-то выдающееся. [смех] Они не осознают, что в вычислительной технике это самый очевидный способ обобщить что-нибудь. Вы сделали это один раз. А теперь это можно сделать любое число раз, можно сделать подпрограмму. Они думают, что если вы делаете что-нибудь больше чем один раз, то вы сделали новое изобретение. Это почему-то значит, что вы блестящий мыслитель, что никто не посмеет оспаривать у вас право всеми распоряжаться. Как бы то ни было, лицензию ему не предложили, и ему пришлось прикрыть предприятие. У него даже не было денег, чтобы судиться. Я сказал бы, что этот конкретный патент выдан на очевидную идею. Возможно, судья согласился бы. Однако мы этого никогда не узнаем, потому что суд был ему не по карману.

Однако лицензии-то многие правообладатели предлагают, но они часто взимают за это много денег. Компания, предоставлявшая лицензию на естественный порядок перевычислений, требовала 5% с каждой продажи табличного процессора в США. Мне говорили, что для досудебного договора это дешево. Если бы вы довели дело до суда, а они выиграли, они потребовали бы больше. Может быть, вы смогли бы заплатить эти 5% за лицензию на один этот патент, но что, если для того, чтобы сделать программу, вам нужны лицензии на двадцать разных патентов? Тогда все деньги, которые вы получаете, должны уходить на это. А если вам нужны лицензии на 21 патент?

Специалисты мне говорили, что на практике два-три таких патента сделали бы предприятие нерентабельным.

Но есть ситуация, в которой лицензирование патентов — очень хороший выход. Это если вы — огромная многонациональная корпорация. Потому что у этих компаний много патентов и они взаимно лицензируют их друг с другом. Таким образом они по большей части избегают вреда, который наносит патентная система, и получают только пользу. IBM в журнале “Тинк” (по-моему, это был номер 5 за 1990 год) напечатала статью о патентном портфеле IBM. В статье говорилось, что от своих девяти тысяч патентов США IBM получает выгоду двух типов. Наверное, сейчас число патентов больше. Во-первых, они собирали лицензионные отчисления, а во-вторых, они получали доступ к чужим патентам. По их утверждению, второе было на порядок полезнее. Так что польза, которую компания IBM получала от возможности пользоваться идеями, которые запатентовали другие, была вдесятеро больше прямой выгоды, которую IBM могла извлечь из лицензий на патенты.

Что это по сути означает? Какую пользу IBM получает от этого доступа к чужим патентам? В основном это польза от того, что компания освобождается от неприятностей, которые патентная система может принести вам. Патентная система — все равно что лотерея. Каждый данный патент может обернуться ничем, а может стать золотой жилой для какого-то правообладателя и бедствием для всех остальных. Но поскольку компания IBM очень велика, для них это усредняется. Они измеряют средний вред и пользу от патентной системы. Для них неприятности были бы вдесятеро больше пользы. Я говорю “были бы”, потому что IBM избегает этих неприятностей посредством взаимного лицензирования. Эти неприятности остаются потенциальными. Для них они не осуществляются. Но когда они измеряют пользу от того, что они этих неприятностей избегают, они оценивают ее как десятикратно большую сумму, чем та, которую они извлекают из своих патентов.

Это явление взаимного лицензирования опровергает распространенный миф, миф о голодающем гении. Миф о том, что патенты “защищают” “малых изобретателей”. Это пропагандистские выражения. Вам не следует ими пользоваться. Сценарий выглядит так: предположим, есть гениальный конструктор чего бы то ни было, который в одиночку потратил годы, голодая на чердаке и конструируя новый чудесный тип чего-то там, а теперь хочет производить это. Разве не постыдно, что большие компании намерены с ним конкурировать, отнять у него все дело, а он останется “в нищете”. Так вот, я вынужден отметить, что люди в высокоразвитых отраслях техники вообще-то не работают в одиночку и что идеи не приходят в вакууме — они опираются на идеи других, и в наши дни этим людям не составит труда найти работу, если она им понадобится. Так что этот сценарий, мысль о том, что блестящая идея исходит от этого выдающегося человека, работающего в одиночку, не реалистична, точно так же, как не реалистична мысль о том, что ему грозит нищета. Но может случиться, что у кого-то есть идея, и эта идея в сочетании с сотней или двумя других идей может стать основой какого-то рода продукта, и большие компании стали бы с ним конкурировать. Итак, посмотрим, что выйдет, если он попробует воспользуется патентом, чтобы им помешать. Он говорит: “Ну нет, IBM! Вам нельзя со мной конкурировать. У меня есть вот этот патент”. IBM отвечает: “Посмотрим. Что у вас за продукт? Ага. У меня есть вот этот патент, вот этот патент, вот этот патент и вот этот патент, и ваш продукт их нарушает. Если вы думаете, что можете оспорить все это в суде, я просто пойду и принесу еще патентов. Так что почему бы нам с вами не заключить договор о взаимном лицензировании?” И тогда этот блестящий [смех] изобретатель-одиночка говорит: “Ну ладно, я его подпишу”. Так что он может идти и делать это чудесное что-то там, но то же самое может делать и IBM. IBM получает доступ к его патенту и право конкурировать с изобретателем, а это значит, что патент его нисколько не “защищает”. Патентная система на самом деле этого не делает.

Большие корпорации избегают, по большей части, вреда от патентной системы. Они видят главным образом хорошую сторону. Вот почему они хотят, чтобы патенты на программы были. Именно они будут получать от этого пользу. Но если вы на самом деле изобретатель-одиночка или работаете в небольшой компании, то эта небольшая компания не в состоянии избежать вреда. Они пытаются. Проблема в том, что они не могут получить столько патентов, чтобы хватило для этого. Любой конкретный патент указывает в определенном направлении. Так что если у небольшой компании есть патенты, которые указывают сюда, сюда и сюда, а кто-то отсюда указывает на них патентом со словами “отдайте мне свои деньги”, то они беспомощны. IBM может это делать, потому что с этими девятью тысячами патентов они указывают во все стороны. Где бы вы ни были, вероятно, найдется патент IBM, который указывает на вас. Так что IBM всегда может принудить вас ко взаимному лицензированию, почти всегда. А мелкие компании только время от времени могут принуждать кого-то ко взаимному лицензированию. Они будут говорить, что патенты им нужны в целях обороны, но них не будет столько патентов, чтобы они могли защитить себя.

Есть случаи, когда даже IBM не может принудить кого-то ко взаимному лицензированию. Это когда есть компания, единственное занятие которой состоит в получении патентов и выжимании денег из людей. Компания, у которой был патент на естественный порядок перевычислений, была как раз такого рода компанией. Единственное их занятие состояло в том, чтобы угрожать людям судом и собирать деньги с тех, кто разрабатывал что-то настоящее.

На юридические процедуры патентов нет. [смех] Судя по всему, юристы понимают, сколько мук приходится выносить, когда имеешь дело с патентной системой. В результате нет никакого способа получить патент, чтобы принудить эту компанию, Refac, ко взаимному лицензированию. Так что они ходят и выжимают деньги изо всех. Но такие компании, как IBM, по-видимому, относятся к этому как к статье накладных расходов, так что они мирятся с этим.

Итак, это что касается возможности получить лицензию на патент, что может быть возможно, а может быть невозможно, а вам это может быть по карману, а может и не быть.

3. Опротестовать патент в суде

Предполагается, что для того чтобы быть запатентованной, идея должна быть новой, полезной и неочевидной. Так это формулируется в США. Я думаю, в других странах это формулируется по-другому, но довольно близко к этому. Конечно, когда патентное бюро вступает в игру, и начинает оценивать новизну и неочевидность, “новизна”, как оказывается, означает “у нас в папках этого нет”, а неочевидность, как правило, означает “неочевидное для кого-то с весьма низким уровнем интеллекта”.

Человек, который изучает большинство патентов на программы, выданные в США, или по крайней мере делал это, я не знаю, продолжает ли он все еще следить за ними, сказал, что 90% из них не прошло бы испытание хрустального города, то есть если бы сотрудники патентного бюро вышли на улицу к газетному киоску и заглянули в какие-то компьютерные журналы, то они увидели бы, что эти идеи уже известны.

Через патентное бюро проходят вещи, настолько очевидно тупые, что не нужно даже знать уровень техники, чтобы понять, что это тупость. Программами это не заканчивается. Однажды я видел знаменитый гарвардский патент на мышь, полученный после того, как в Гарварде внедрили в породу мышей ген, вызывающий рак. Ген, вызывающий рак, уже был известен, и его ввели с помощью известной техники в уже существующую породу мышей. Патент, который они получили, был выдан на внедрение любого гена, вызывающего рак, в любой вид млекопитающих с помощью любых методов. Для того, чтобы понять смехотворность этого патента, не нужно никаких знаний по генной инженерии.

Но мне говорили, что такие расширенные заявки в порядке вещей и что Патентное бюро США иногда рекомендовало подававшим заявки на патент делать их шире — по существу, расширять их до тех пор, пока не покажется, что они накладываются на что-то другое, что однозначно лежит в уровне техники. Можете себе представить, сколько мыслительного пространства можно захватить при таком подходе.

Когда программисты заглядывают в патенты на программы, они часто говорят: “Это очевидно до смешного!” У патентных бюрократов есть всевозможные отговорки для того, чтобы игнорировать мнение программистов. Они говорят: “Да, но вам нужно рассматривать это в условиях, которые были десять или двадцать лет назад”. Потом они открыли, что если они будут растолковывать что-то до смерти, то вы в конце концов потеряете мысль. Что угодно может показаться неочевидным, если вы будете достаточно долго мусолить это, анализировать. Вы просто теряете всякое представление об очевидности, или по крайней мере теряете способность обосновать какой бы то ни было критерий очевидного и неочевидного. Тогда, конечно, они выставляют правообладателей блестящими изобретателями, всех сразу. Стало быть, мы не можем ставить под вопрос их право распоряжаться тем, что мы можем делать.

Если вы пойдете в суд, то судьи, вероятно, будут слегка более требовательны к идее о том, что очевидно, а что нет. Но проблема в том, что на это уходят миллионы долларов. Я слышал об одном патентном процессе, насколько я помню, ответчиком была компания Qualcomm, и по-моему, в конце концов суд постановил выплатить тринадцать миллионов долларов, которые по большей части пошли на оплату услуг юристов обеих сторон. Истцу осталась пара миллионов, потому что ответчик проиграл.

В значительной степени вопрос действительности патента зависит от случайностей истории. Множество случайностей истории, таких как что именно было опубликовано, и когда, и что из этого кому-нибудь удастся найти, и что из этого не было утрачено, и от точных дат и так далее. Так что то, действителен ли патент, определяется множеством исторических случайностей.

На самом деле довольно странно, что заявка на патент British Telecom на переход по гиперссылкам, совмещенный с телефонным доступом, по-моему, была подана в 1975 году. По-моему, еще в 1974 году я разработал первую версию пакета Info. Пакет info позволяет вам переходить по гиперссылкам, а люди пользовались телефонами для подключения и доступа к системе. Так что на самом деле я создал предшествующую реализацию для этого патента, и это вторая патентоспособная идея в моей жизни, но у меня, по-моему, не осталось никаких доказательств. Я не думал, что это достаточно интересно для публикации. В конце концов, идею перехода по гиперссылкам я заимствовал из демонстрации редактора Энгельбарта. Это у него была идея, достаточно интересная для публикации. Я называл это “бедняцким гипертекстом”, поскольку мне приходилось реализовывать это в контексте TECO. Он был не такой богатый, как тот гипертекст, но он был по меньшей мере полезен для просмотра документации, а он только для этого и предназначался, а что касается доступа к системе по телефону, что ж, он был, но мне не приходило в голову, что одно с другим как-то особенно связано. Я не собирался публиковать статью, в которой говорилось бы: “Ого-го! Я реализовал этот дешевый гипертекст, и что бы вы думали? К компьютеру еще и подключены телефонные линии!” [смех] Я подозреваю, что невозможно узнать, когда в точности я это реализовал. А было ли это в каком-то смысле опубликовано? Ну, мы приглашали гостей заглядывать по ARPAnet, заходить на нашу машину, так что они, возможно, просматривали документацию с помощью Info и видели это. Если бы они спросили, они узнали бы, что у нас есть доступ по телефонной линии. Но, как вы понимаете, историческая случайность определяет, есть ли у вас предшествующая реализация.

Так вот, конечно, есть публикация Энгельбарта о гипертексте, которую они собираются показывать. Однако я не думаю, что там говорится что-нибудь о подключении компьютера к телефонной линии. Так что неясно, подойдет ли это.

Итак, это вариант, возможность пойти в суд, чтобы оспорить патент. Но из-за расходов это часто невозможно, даже если вы можете найти несомненную предшествующую реализацию, которой должно быть достаточно, чтобы оспорить патент. В результате недействительный патент, патент, который теоретически не должны были выдавать (но на самом деле множество таких патентов выдается) становится опасным оружием. Если кто-то нападает на вас с помощью недействительного патента, вам это запросто может принести уйму неприятностей. Может быть, вы переиграете их, показав им предыдущую реализацию. Это зависит от того, насколько их это отпугнет; они могут подумать: “А, ты просто хорохоришься, мы-то смекаем, что в суд ты не пойдешь. Это тебе не по карману, так что мы все равно подадим на тебя в суд”.

Все эти три возможности — то, что вам иногда удастся применить, но во многих случаях у вас это не выйдет. И так вам приходится встречать один патент за другим. Каждый раз вы, может быть, найдете ту из этих трех возможностей, которой можно воспользоваться, тогда появляется еще один патент, потом еще и еще. Это становится как переход через минное поле. Каждый шаг, который вы делаете, каждое конструктивное решение, вероятно, не наступит на патент, так что вы, может быть, сделаете несколько шагов, а взрыва не будет. Но шансов на то, что вы пройдете весь путь по минному полю и сумеете разработать программу, которую хотели разработать, не наступив на ни на один патент, становится все меньше и меньше по мере роста программы.

Особенности сферы программирования

Так вот, мне много раз говорили: “Ведь есть патенты в других отраслях, почему программирование должно быть исключением?” Обратите внимание, что тут есть нелепое предположение о том, что всем нам почему-то положено страдать от патентной системы. Это все равно, что говорить: “Некоторые болеют раком. Почему ты должен быть исключением?” [смех] С моей точки зрения, когда хоть кто-то не страдает раком, это хорошо. Но за этим кроется более непредвзятый вопрос: “Отличается ли программирование от других отраслей? Должна ли патентная политика в разных отраслях различаться? И если да, то почему?”

С вашего позволения, я отвечу на этот вопрос так: отношение патентов к разным отраслям различно потому, что в разных отраслях патенты по-разному сказываются на продуктах.

С одного края мы видим фармацевтику, где патентуется данная химическая формула, так что патент описывает один и только один продукт. Какой-то другой продукт не описывается в существующем патенте. Если на этот новый продукт будет выдан патент, правообладателем будет тот, кто разработал продукт.

Это отвечает тому наивному представлению о патентной системе, которое у нас есть — что если вы спроектируете новый продукт, то вам выдадут “Патент”. Представлению о том, что на каждый продукт есть один патент и что этот патент выражает эту единственную идею этого продукта. В одних отраслях это ближе к истине. В других областях это дальше от истины. Программы лежат на противоположной стороне. Это оттого, что пакеты программ обычно очень велики, и в них много разных идей применяется в новом сочетании. Если программа нова, а не просто скопирована, то в ней, скорее всего, применяется новое сочетание идей, разумеется, в сочетании со вновь написанным текстом, потому что недостаточно просто назвать эти идеи, чтобы они по волшебству заработали. Все их надо реализовать. Все их надо реализовать в таком сочетании. В результате, когда вы пишете программу, вы применяете множество разных идей, и любая из них могла бы быть кем-то запатентована. Пару идей кто-то может запатентовать как сочетание. Может быть несколько разных способов описания одной и той же идеи, которые могут запатентовать совершенно разные люди. Так что в вашей программе могут быть тысячи мест, тысячи точек уязвимости, которые кто-то, возможно, уже запатентовал. Вот почему патенты на программы сдерживают прогресс в программировании — работу по развитию программ.

Если бы была ситуация “один патент — один продукт”, то эти патенты не мешали бы разработке продуктов, потому что если бы вы разрабатывали новый продукт, он не был бы уже запатентован кем-то другим. Но когда один продукт соответствует сочетанию многих разных идей, то становится очень вероятным, что ваш новый продукт будет уже запатентован кем-то другим. На самом деле есть экономическое исследование, в котором показано именно то, как введение патентной системы в отрасли, где имеют место эволюционные нововведения, может тормозить прогресс. Понимаете, защитники патентов на программы говорят: “Ну да, может быть, тут есть проблемы, но — и это гораздо важнее любых проблем — патенты, должно быть, способствуют прогрессу, а это настолько важно, что не имеет значения, какие проблемы это вызовет”. Конечно, они не говорят этого вслух, потому что это смешно, но подспудно они хотят, чтобы вы считали, что поскольку система способствует прогрессу, это перевешивает любые возможные затраты. Но на деле нет никаких оснований считать, что она прогрессу-то способствует. Сейчас у нас есть модель, которая в точности показывает, как патенты могут тормозить прогресс. Случай, для которого составлена модель, вполне соответствует отрасли программирования: эволюционные нововведения.

Почему программирование находится в этой части диапазона? Дело в том, что в программах мы конструируем идеализированные математические объекты. Можно выстроить замысловатый дворец и взгромоздить его на тонкой линии, и он будет стоять, потому что ничего не весит. В других отраслях приходится преодолевать косность материи — физических объектов. Материя делает то, что ей хочется. Ее можно пытаться моделировать, а если реальное поведение не соответствует модели, тем хуже для вас. Потому что задача состоит в том, чтобы создать физические объекты, которые будут по-настоящему работать.

Если я хочу вложить оператор if в оператор while, мне не нужно беспокоиться о том, не станет ли оператор if колебаться с определенной частотой, тереться об оператор while и в конце концов развалится. Мне не нужно беспокоиться о том, не станет ли он колебаться на определенной радиочастоте и не наведет ли он помеху в значении какой-то другой переменной. Мне не нужно беспокоиться о том, какой ток будет потреблять этот оператор if, о том, можно ли будет там, внутри оператора while, отвести от него тепло, и не упадет ли на операторе while напряжение настолько, что оператор if не сможет функционировать. Мне не нужно беспокоиться о том, что если я запущу эту программу в среде с морской водой, то эта вода может проникнуть между оператором if и оператором while и вызвать коррозию. Мне не нужно беспокоиться, когда я ссылаюсь на значение переменной, не превысил ли я предел, сославшись на нее слишком много раз. Когда я ссылаюсь на переменную, мне не нужно беспокоиться о ее емкости и о том, достаточно ли было времени на то, чтобы ее зарядить. Когда я пишу программу, мне не нужно беспокоиться о том, как я стану физически собирать каждую копию, и сумею ли я добраться до оператора if внутри оператора while. И мне не нужно беспокоиться о том, как я стану это разбирать в случае, если оператор if сломается, чтобы вынуть его и заменить на новый. [смех]

Вот сколько проблем не беспокоит нас, когда мы программируем. Это делает программирование принципиально проще. Писать программу принципиально проще, чем проектировать физический объект, который будет работать. Это может показаться странным, потому что вы, вероятно, слышали, как люди говорят о том, как сложно составлять программы, какая это большая проблема и как мы будем ее решать. На самом деле они говорят не о том же, о чем я. Понимаете, я сопоставляю физические и программные системы одной сложности, с одинаковым количеством частей. Я говорю, что программную систему проектировать гораздо проще, чем систему физическую. Но интеллект людей в этих отраслях одинаков, и что же получается, когда мы сталкиваемся с более простой сферой деятельности? Мы просто двигаем ее дальше! Мы раздвигаем свои возможности до предела. Если системы того же размера сделать проще, давайте делать системы, которые в десять раз больше, тогда это будет сложно! [смех] Вот что мы делаем! Мы делаем программные системы, которые гораздо больше по числу составных частей, чем физические системы. Физическая система, в конструкции которой миллион деталей — грандиозный проект. Компьютерная программа, в составе которой миллион частей, это что-то вроде трехсот тысяч строк, несколько человек напишет это за пару лет. Это не особенно колоссальная программа. В GNU Emacs, по-моему, несколько миллионов частей, ведь в нем миллион строк исходного текста. Это проект, который был выполнен по существу безо всякого финансирования. По большей части люди делали его в свободное от работы время.

Есть еще одно большое упрощение. Если вы сконструировали физический продукт, вслед за этим вам приходится проектировать завод по его производству. На постройку этого завода могут уйти миллионы или десятки миллионов, в то время как для того, чтобы сделать копию программы, нужно только набрать на клавиатуре copy. Одна и та же команда копирования подойдет для любой программы. Хотите получить копии на компакт-дисках? Отлично! Вы записываете образец компакт-диска и отсылаете его на завод по изготовлению компакт-дисков. Они воспользуются тем же оборудованием, что и для записи любых других данных на компакт-диск. Вам не нужно строить завод по изготовлению этого продукта. Это радикально упрощает разработку и радикально снижает расходы на нее. В результате, скажем, автомобильной компании, если она собирается потратить полсотни миллионов долларов на постройку завода по производству новой модели автомобиля, ничего не стоит нанять юристов, чтобы возиться с переговорами по лицензированию патентов. При желании они могли бы даже вести тяжбу. Разработка программы той же сложности могло бы стоить пятьдесят—сто тысяч долларов. По сравнению с этим патентные расходы катастрофически велики. Другими словами, на составление программы той же сложности, что и механическая конструкция автомобиля, может уйти что-то вроде месяца. Сколько деталей в автомобиле... то есть если в этом автомобиле нет компьютеров? [1]. Понимаете, их не так много. Я не говорю, что разработать хорошую деталь легко, я только говорю, что там не так много разных элементов.

В результате программирование сильно отличается от других отраслей, поскольку мы работаем с математическими понятиями. Проектировать намного проще. И в результате мы постоянно делаем системы, которые гораздо больше, и для этого достаточно нескольких человек. В результате в этом случае патентная система, вместо того, чтобы приближаться к формуле “один продукт — один патент” — вместо этого мы оказываемся в системе, где один продукт заключает в себе много-много идей, каждая из которых могла бы быть уже запатентованной.

Лучше всего это объяснить по аналогии с симфониями. Симфония тоже длинная, в ней много нот, и в ней, вероятно, применяется много музыкальных идей. Представьте, что государства Европы в XVIII веке решили, что они хотят содействовать прогрессу в симфонической музыке, учредив Европейское музыкальное патентное бюро, которое выдавало бы патенты на любого рода музыкальные идеи, которые вы только можете выразить словами. Теперь представьте, что сейчас начало XIX века, вы — Бетховен и хотите написать симфонию. Вы обнаружите, что законно составить свою симфонию так, чтобы она не нарушала никаких патентов, будет потруднее, чем написать хорошую симфонию. Когда вы жалуетесь на это, правообладатели говорят: “Полно, Бетховен, ты брюзжишь, потому что у тебя нет своих идей. Изобрети-ка лучше что-нибудь свое”. У Бетховена в действительности было много новых музыкальных идей, но ему приходилось пользоваться множеством существующих музыкальных идей, чтобы делать то, в чем люди узнавали бы музыку, чтобы делать музыку, которая могла понравиться слушателям, которую они признали бы музыкой. Нет таких блестящих композиторов, которые могли бы заново изобрести музыку и сделать что-то, что люди захотели бы слушать. Пьер Булез сказал, что попытается это сделать,.. ну и кто слушает то, что у него получилось? [смех]

Нет таких блестящих программистов, которые могли бы заново изобрести все вычислительные методы, придумать совершенно новые. Если бы такой программист нашелся, он сделал бы что-то, что пользователям показалось бы настолько странным, что они не захотели бы этим пользоваться. Если вы посмотрите на современный текстовый процессор, вы найдете, я полагаю, сотни разных функций. Если вы разрабатываете отличный новый прогрессивный текстовый процессор, это значит, что там есть какие-то новые идеи, но в нем должны быть и сотни старых. Если вам не позволено ими пользоваться, вы не сможете сделать прогрессивный текстовый процессор.

Поскольку работа по развитию программ так велика, в результате нам не нужна искусственная схема стимулирования новых идей. У вас просто есть люди, которые пишут программы, и у них будут появляться новые идеи. Если вы хотите писать программу, вы хотите сделать ее хорошей. Какие-то идеи вам придут в голову, а какие-то вы сумеете заимствовать. Раньше — а я работал в отрасли программирования до появления патентов на программы — большинство разработчиков публиковало все новые идеи, которые они находили достойными внимания, за которые, по их мнению, они могли получить какое-то признание или уважение. Идеи, которые были слишком мелкими или недостаточно впечатляющими — их не публиковали, потому что это было бы глупо. Так вот, предполагается, что патентная система поощряет раскрытие идей. На деле в былые дни никто не хранил идеи в секрете. В секрете хранили исходный текст программ, это было. В конце концов, исходный текст представлял основную часть работы. Исходный текст, как правило, держали в секрете, а идеи публиковали. Таким образом, сотрудники получали какое-то признание и чувствовали себя хорошо; им разрешали публиковаться, понимаете? С приходом патентов на программы исходные тексты по-прежнему стали держать в секрете, а идеи стали патентовать. Так что на деле это не поощрило раскрытие идей ни в каком разумном смысле. В секрете держат то же самое, что держали в секрете раньше, но идеи, которые публиковали с тем, чтобы мы могли их применять, сейчас, как правило, патентуют, и двадцать лет они недосягаемы.

Решение проблемы патентов на программы в общественной политике

Что может сделать страна, чтобы изменить это? Как мы должны изменить политику, чтобы решить эту проблему? Наступать можно по двум направлениям. Первое — там, где подают заявки и выдают патенты — в патентном бюро. А второе — там, где патенты применяют, то есть вопрос о том, на что распространяется патент.

Изменить критерии выдачи патентов или просто сохранять хорошие критерии выдачи патентов можно в стране, в которой до этого патенты на программы не были легализованы, например в большей части Европы. Просто четко и ясно подтвердить правила Европейского патентного бюро, в которых сказано, что программы не патентоспособны. Для Европы это хорошее решение. В Европе сейчас обсуждается директива о патентах на программы. Предмет директивы, я полагаю, возможно, шире, чем патенты на программы, но это одно из ее важнейших следствий. Достаточно изменить ее так, чтобы говорилось, что программные идеи патентовать нельзя, чтобы не дать проблеме проникнуть в Европу — по большей части, за исключением тех стран, которые сами создали себе эту проблему; к сожалению, одна из таких стран — Великобритания, к сожалению для вас.

В США этот подход невозможен. Дело в том, что в США уже есть большое число патентов на программы, и любое изменение в критерии выдачи патентов не избавит от уже существующих. Однако на деле эти патенты официально не обозначены как патенты на программы. Я называю их “патентами на программы”, но что я в сущности имею в виду? Я имею в виду патенты, которые потенциально могут распространяться на программы. Патенты, из-за которых на вас потенциально могут подать в суд за то, что вы написали программу. Патентное бюро не делит патенты на программные и прочие. Так что фактически на вас могут подать в суд за написание программы из-за любого патента, который может распространяться на какие-то программы. Так что в США проблему нужно решать, изменяя область применимости, сферу действия патентов, так, чтобы патент не распространялся на чисто программную реализацию, работающую на компьютере общего назначения, который сам по себе не нарушает патента, так что вас нельзя было бы судить за это. Это решение второго рода.

Но решение первого рода, относительно того, какого вида патенты могут действовать, хорошо для Европы.

Когда в США стали появляться патенты на программы, политических обсуждений не было. На самом деле этого никто даже не заметил. В отрасли программирования, по большей части, этого даже не заметили. В 1981 году было решение суда, на котором рассматривался патент на процесс восстановления резины. Постановление гласило, что тот факт, что аппарат для восстановления резины включает в себя компьютер с программой, не делает изобретение непатентоспособным. В следующем году апелляционный суд, в котором рассматриваются все патентные дела, изменил предикаты на противоположные. Они сказали, что тот факт, что там есть компьютер с программой, делает изобретение патентоспособным. Тот факт, что в чем-то есть компьютер с программой, делает это патентоспособным. Вот почему в США начали выдавать патенты на процедуры предпринимательства — потому, что эти процедуры проводятся на компьютере, а это делает их патентоспособными. Так что суд вынес это постановление, и я думаю, что патент на естественный порядок перевычисления был один из первых, а может быть, даже первым.

Но на протяжении восьмидесятых годов мы ничего об этом не знали. Только где-то в 1990 году программисты в США начали узнавать, что они столкнулись с опасностью, исходящей от патентов на программы. Так что я видел, как отрасль работала до этого и как она работала после этого. Я не наблюдал никакого особенного ускорения в прогрессе, которое началось бы в 1990 году. В США не было никаких политических обсуждений, но в Европе это вызвало большой резонанс. Несколько лет назад были попытки внести поправку в Мюнхенский договор, которым учреждено Европейское патентное бюро. В договоре есть пункт о том, что программы не патентоспособны. Предлагалось изменить это и разрешить выдавать патенты на программы. Но это привлекло внимание сообщества, и именно разработчики и пользователи свободных программ заняли наиболее активные позиции.

Мы не единственные, кому угрожают патенты на программы. Они угрожают всем разработчикам программ, они угрожают даже пользователям. К примеру, Пол Хекел, видя, что Apple не очень-то боится его угроз, стал угрожать судом клиентам Apple. Apple это очень испугало. Они сообразили, что им придется туго, если их клиентов будут таскать по судам, даже если они в конце концов выиграют. Так что пользователям тоже могут вчинить иск, либо для нападения на разработчика, либо просто для того, чтобы выжать из них деньги, либо для того, чтобы причинить ущерб им самим.

Уязвимы все разработчики и пользователи программ, но именно сообщество свободного программного обеспечения в Европе стало во главе организованной оппозиции. И теперь уже дважды страны, которые управляют Европейским патентным бюро, проголосовали против внесения поправки в этот договор. Затем в дело вступил Европейский союз и позиции директоратов Европейского союза по этому вопросу разделились.

Тот, в задачи которого входит содействие программированию, выступает против патентов на программы, кажется. Но этот вопрос не входит в их компетенцию. Этот вопрос входит в компетенцию директората открытого рынка; этот диракторат возглавляет лицо, поддерживающее патенты на программы. Они по существу пренебрегли общественным мнением, которое было доведено до их сведения. Они предложили директиву, разрешающую патенты на программы [2]. Французское правительство уже заявило, что оно против этого. В правительствах других стран Европы есть люди, которые выступают против патентов на программы, и жизненно важно начать делать это и здесь.

Согласно Хартмуту Пилчу, одному из руководителей борьбы против патентов на программы в Европе, главным противником является Патентное бюро Великобритании. Это бюро просто предрасположено в пользу патентов на программы. Оно провело опрос общественного мнения, и большинство отзывов было против патентов на программы. Тогда они полностью проигнорировали отзывы и написали в отчете, что люди, по-видимому, удовлетворены текущим положением [смех]. Понимаете, люди из сообщества свободного программного обеспечения попросили: “Посылайте, пожалуйста, отзывы не только в бюро, но и нам, чтобы мы могли опубликовать их”. Так что они опубликовали эти отзывы, которые были в целом отрицательны. Этого никак нельзя было бы предположить, глядя на отчет, опубликованный Патентным бюро Великобритании.

В Бюро патентов и товарных знаков Великобритании пользуются выражением “технический эффект”. Значение этого выражения можно растягивать в неимоверных пределах. Вам предлагают считать, что это значит, что программная идея будет патентоспособна, только когда она тесно связана с конкретными физическими операциями. Если бы это истолковывали так, то проблема по большей части была бы решена. Если бы можно было патентовать только те программные идеи, которые имеют прямое отношение к конкретному техническому, физическому эффекту, который вы могли бы запатентовать, если бы не пользовались никакой программой, то это было бы приемлемо. Проблема заключается в том, что это понятие можно растягивать. Результат, который получают при работе любой программы, можно описать как физический эффект. Чем этот физический эффект отличается от любого другого? Да тем, что это результат вычислений. В результате Патентное бюро Великобритании предлагает что-то, что выглядит как путь к практически полному решению проблемы, а на самом деле дает карт-бланш на патентование практически чего угодно.

Люди из того же министерства занимаются также авторскими правами, у которых нет ничего общего с патентами на программы, кроме того, что ими занимаются те же люди. Это вопрос толкования недавней директивы Европейского союза об авторском праве, ужасного закона вроде Закона об авторском праве цифрового тысячелетия в США. Но у стран есть некоторое пространство для маневра при решении о том, как это реализовать. Великобритания предлагает самый драконовский из возможных путей реализации этой директивы. Если реализовать ее должным образом, можно сильно снизить вред, который она причинит. Кажется, есть определенная группа, Департамент торговли и промышленности [архив] [смех], которую нужно обуздать. [смех] Необходимо поставить их деятельность под контроль. Прекратить создание ими новых форм власти.

Патенты на программы связывают каждого разработчика программ и каждого пользователя компьютера новой формой бюрократии. Если бы предприятия, в которых применяются компьютеры, осознавали, сколько это может причинить им неприятностей, они бы взялись за оружие, и я уверен, что они могли бы это прекратить. Предприниматели не любят, когда их связывают бюрократией.

Конечно, иногда она выполняет важную задачу. Есть некоторые сферы, в которых мы хотели бы от государственных органов Великобритании большего усердия, когда они связывают определенные предприятия бюрократией, например при транспортировке животных [3]. Но в некоторых случаях, когда это не выполняет никакой задачи, кроме создания искусственных монополий с тем, чтобы кто-то мог мешать развитию программ, выжимать из разработчиков и пользователей деньги — в этих случаях мы должны отказываться от нее.

Нам нужно осведомлять руководителей о том, что им будет от патентов на программы. Заручитесь их поддержкой в борьбе против патентов на программы в Европе.

Битва еще не завершена. Ее еще можно выиграть. [аплодисменты]

Примечания

1. В автоматической коробке передач приблизительно триста-четыреста разных частей, а коробка передач, вообще говоря, самый сложный компонент автомобиля. На разработку коробки передач может уйти от шести месяцев до года, и даже тогда может потребоваться еще больше времени, чтобы собрать и отладить ее. А в программе из пятисот или шестисот функциональных элементов было бы от двухсот до трехсот строк собственно текста программы, и у хорошего программиста на ее написание, проверку и отладку ушло бы, вероятно, от одного дня до недели.
2. 6 июля 2005 года Европейский парламент отверг директиву о патентах на программы 648 голосами из 680. Однако мы не должны забывать о проблеме патентов на программы, поскольку те, кто настаивал на патентовании, пытаются воскресить отброшенную недавно директиву. Нам также следует позаботиться о том, чтобы Европейское патентное бюро и национальные бюро в разных странах Европейского союза прекратили выдавать патенты на программы, являющиеся частью другого рода изобретений.
3. Чтобы сдерживать распространение заразных болезней.

---